Кратко грамматика любви. Грамматика любви

Иван Алексеевич Бунин

«Грамматика любви»

Некто Ивлев ехал однажды в начале июня в дальний край своего уезда. Ехать сначала было приятно: тёплый, тусклый день, хорошо накатанная дорога. Затем погода поскучнела, натянуло туч, и, когда впереди показалась деревня, Ивлев решил заехать к графу. Старик, пахавший возле деревни сказал, что дома одна молодая графиня, но всё-таки заехали.

Графиня была в розовом капоте, с открытой напудренной грудью; она курила, часто поправляла волосы, до плечей обнажая свои тугие и круглые руки. Она все разговоры сводила на любовь и, между прочим, рассказала про своего соседа, помещика Хвощинского, который умер нынешней зимой и, как знал Ивлев ещё с детства, всю жизнь был помешан на любви к своей горничной Лушке, умершей ещё в ранней молодости.

Когда Ивлев поехал дальше, дождь разошёлся уже по-настоящему. «Так Хвощинский умер, — думал Ивлев. — Надо непременно заехать, взглянуть на опустевшее святилище таинственной Лушки… Что за человек был этот Хвощинский? Сумасшедший? Или просто ошеломлённая душа?» По рассказам стариков-помещиков, Хвощинский когда-то слыл в уезде за редкого умницу. И вдруг свалилась на него эта Лушка — и всё пошло прахом: он затворился в комнате, где жила и умерла Лушка, и больше двадцати лет просидел на её кровати…

Вечерело, дождь поредел, за лесом показалось Хвощинское. Ивлев глядел на приближающуюся усадьбу, и казалось ему, что жила и умерла Лушка не двадцать лет назад, а чуть ли не во времена незапамятные.

Фасад усадьбы с его маленькими окнами в толстых стенах был необыкновенно скучен. Но огромны были мрачные крыльца, на одном из которых стоял молодой человек в гимназической блузе, чёрный, с красивыми глазами и очень миловидный, хотя и сплошь веснушчатый.

Чтобы как-то оправдать свой приезд, Ивлев сказал, что хочет посмотреть и, может быть, купить библиотеку покойного барина. Молодой человек, густо покраснев, повёл его в дом. «Так он сын знаменитой Лушки!» — подумал Ивлев, оглядывая дом и, исподволь, его хозяина.

На вопросы молодой человек отвечал поспешно, но односложно, от застенчивости, видимо, и от жадности: так страшно он обрадовался возможности задорого продать книги. Через полутёмные сени, устланные соломой, он ввёл Ивлева в большую и неприветливую переднюю, оклеенную газетами. Затем вошли в холодный зал, занимавший чуть ли не половину всего дома. В божнице, на тёмном древнем образе в серебряной ризе лежали венчальные свечи. «Батюшка их уже после её смерти купили, — пробормотал молодой человек, — и даже обручальное кольцо всегда носили…». Пол в зале весь был устлан сухими пчёлами, как и пустая гостиная. Потом они прошли какую-то сумрачную комнату с лежанкой, и молодой человек с большим трудом отпер низенькую дверь. Ивлев увидел каморку в два окна; у одной стены стояла голая койка, у другой — два книжных шкапчика — библиотека.

Престранные книги составляли эту библиотеку! «Заклятое урочище», «Утренняя звезда и ночные демоны», «Размышления о таинствах мироздания», «Чудесное путешествие в волшебный край», «Новейший сонник» — вот чем питалась одинокая душа затворника, «есть бытие… ни сон оно, ни бденье…». Солнце выглянуло из-за лиловатых облаков и странно осветило этот бедный приют любви, превратившей целую человеческую жизнь в какое-то экстатическое житие, жизнь, которая могла быть самой обыденной жизнью, не случись загадочной в своём обаянии Лушки…

«Что это?» — спросил Ивлев, наклонясь к средней полке, на которой лежала только одна очень маленькая книжечка, похожая на молитвенник, и стояла потемневшая шкатулка. В шкатулке лежало ожерелье покойной Лушки — снизка дешёвеньких голубых шариков. И такое волнение овладело Ивлевым при взгляде на это ожерелье, лежавшее на шее некогда столь любимой женщины, что сердце его бешено забилось. Ивлев осторожно поставил шкатулку на место и взялся за книжечку. Это была прелестно изданная почти сто лет тому назад «Грамматика любви, или Искусство любить и быть взаимно любимым».

«Эту книжку я, к сожалению, не могу продать, — с трудом проговорил молодой человек, — она очень дорогая…» Превозмогая неловкость, Ивлев стал медленно перелистывать «Грамматику».

Она вся делилась на маленькие главы: «О красоте», «О сердце», «Об уме», «О знаках любовных»… Каждая глава состояла из коротеньких и изящных сентенций, некоторые из которых были деликатно отмечены пером: «Любовь не есть простая эпизода в нашей жизни. — Женщину мы обожаем за то, что она владычествует над нашей мечтой идеальной. — Женщина прекрасная должна занимать вторую ступень; первая принадлежит женщине милой. Сия-то делается владычицей нашего сердца: прежде нежели мы отдадим о ней отчёт сами себе, сердце наше делается невольником любви навеки…» Затем шло «изъяснение языка цветов», и опять кое-что было отмечено. А на чистой страничке в самом конце было мелко, бисерно написано тем же пером четверостишие. Молодой человек вытянул шею и сказал с деланной усмешкой: «Это они сами сочинили…»

Через полчаса Ивлев с облегчением простился с ним. Из всех книг он за дорогую цену купил только эту книжечку. На обратном пути кучер рассказывал, что молодой Хвощинский живёт с женой дьякона, но Ивлев не слушал. Он все думал о Лушке, о её ожерелье, которое оставило в нем сложное чувство, похожее на то, какое испытал он когда-то в одном итальянском городке при взгляде на реликвии одной святой. «Вошла она навсегда в мою жизнь!» — подумал он. И, вынув из кармана «Грамматику любви», медленно перечитал стихи, написанные на её последней странице: «Тебе сердца любивших скажут: / „В преданьях сладостных живи!“ / И внукам, правнукам покажут / Сию Грамматику Любви.» Пересказала Наталья Бубнова

Однажды ехал Ивлев по дороге к своему уезду. Денек в начале пути был погожим и ласковым, но после погода испортилась, и он решил заехать к своему знакомому графу. Он знал, что в доме находится только молодая графиня, но маршрут не изменил.

Хозяйка встретила гостя в розовом капоте, с широко открытой грудью. Медленно покуривая сигарету, часто поправляла свои красивые густые волосы, обнажая при этом руки. Говорила много о любви, вспоминая своего умершего соседа помещика Хвощинского, который был влюблен в свою горничную Лушку, покинувшую этот мир еще в молодости.

Ивлев поехал дальше, несмотря на сильный дождь. По дороге ему не давали покоя размышления о Хвощинском. Он был очень странным человеком. Всегда был правильным и грамотным помещиком, а при появлении и смерти Лушки, просто сошел с ума. Стал затворником, просидевшем более двадцати лет на ее бывшей кровати. Ивлев решил заехать на его усадьбу.

Наступил вечер, дождь понемногу стихал. Усадьба была совсем близко. ЕЕ фасад показался приезжему довольно скучным. На крыльце стоял красивый, необычной внешности молодой человек. Ивлев соврал ему, что является потенциальным покупателем библиотеки покойного Хвощинского. Парень, который оказался сыном Лушки, повел его в дом.

Ивлев осматривал дом. Юноша привел его в комнату, где находились венчальные свечи, который хозяин купил после смерти любимой. На полу лежали сухие пчелы. Далее они прошли в маленькую комнатушку – библиотеку. На полках стояли странные книги с дивными названиями: «Заклятое урочище», «Утренняя звезда и ночные демоны», «Размышления о таинствах мироздания». В чем же загадка этой женщины, которая превратила жизнь обычного человека в затворническое существование?

И вот на средней полке, внимание Ивлева привлекала серая шкатулка, а рядом небольшого размера книга. В шкатулке лежало недорогое ожерелье самой Лушки. Сердце заколотилось с бешеным ритмом. Чувства, вызванные при виде этой вещицы, были непередаваемыми. А старинная книжечка имела название «Грамматика любви, или Искусство любить и быть взаимно любимым».

Ивлев начал осторожно листать «Грамматику», которая состояла из нескольких глав: «О красоте», «О сердце», «Об уме», «О знаках любовных» и др. Содержание приводило чтеца в изумление. Любовь к женщине – это неземное и высокое чувство. В конце книги было написано несколько рифмованных строчек, которые влюбленные сочинили самостоятельно.

Вскоре Ивлев отправился в путь. Он все же купил эту «Грамматику». Всю дорогу продолжал думать о Лушке и ее ожерелье. Подобные чувства от увиденного он испытывал всего однажды – при виде реликвии одной святой. Достав из кармана дивную книгу, он снова перечитал прекрасные строки последней страницы: «Тебе сердца любивших скажут: / В преданьях сладостных живи! / И внукам, правнукам покажут / Сию Грамматику Любви».

Бунин Иван Алексеевич

Грамматика любви

И. А. Бунин

Грамматика любви

Некто Ивлев ехал однажды в начале июня в дальний край своего уезда.

Тарантас с кривым пыльным верхом дал ему шурин, в имении которого он проводил лето. Тройку лошадей" мелких, но справных, с густыми сбитыми гривами, нанял он на деревне, у богатого мужика. Правил ими сын этого мужика, малый лет восемнадцати, тупой, хозяйственный. Он все о чем-то недовольно думал, был как будто чем-то обижен, не понимал шуток. И, убедившись, что с ним не разговоришься, Ивлев отдался той спокойной и бесцельной наблюдательности, которая так идет к ладу копыт и громыханию бубенчиков.

Ехать сначала было приятно: теплый, тусклый день, хорошо накатанная дорога, в полях множество цветов и жаворонков; с хлебов, с невысоких сизых ржей, простиравшихся насколько глаз хватит, дул сладкий ветерок, нес по их косякам цветочную пыль, местами дымил ею, и вдали от нее было даже туманно. Малый, в новом картузе и неуклюжем люстриновом пиджаке. сидел прямо; то, что лошади были всецело вверены ему и что он был наряжен, делало его особенно серьезным. А лошади кашляли и не спеша бежали, валек левой пристяжки порою скреб по колесу, порою натягивался, и вое время мелькала под ним белой сталью стертая подкова.

К графу будем заезжать? - спросил малый, не оборачиваясь, когда впереди показалась деревня, замыкавшая горизонт своими лозинами и садом.

А зачем? - спросил Ивлев.

Малый помолчал и, сбив кнутом прилипшего к лошади крупного овода, сумрачно ответил:

Да чай пить...

Не чай у тебя в голове, - сказал Ивлев. - Все лошадей жалеешь.

Лошадь езды не боится, она корму боится, - ответил малый наставительно.

Ивлев поглядел кругом: погода поскучнела, со всех сторон натянуло линючих туч и уже накрапывало - эти скромные деньки всегда оканчиваются окладными дождями... Старик, пахавший возле деревни, сказал, что дома одна молодая графиня, но все- таки заехали. Малый натянул на плечи армяк и, довольный тем, что лошади отдыхают, спокойно мок под дождем на козлах тарантаса, остановившегося среди грязного двора, возле каменного корыта, вросшего в землю, истыканную копытами скота. Он оглядывал свои сапоги, поправлял кнутовищем шлею на кореннике, а Ивлев сидел в темнеющей от дождя гостиной, болтал с графиней и ждал чая; уже пахло горящей лучиной, густо плыл мимо открытых окон зеленый дым самовара, который босая девка набивала на крыльце пуками ярко пылающих кумачным огнем щепок, обливая их керосином. Графиня была в широком розовом капоте, с открытой напудренной грудью; она курила, глубоко затягиваясь, часто поправляла волосы, до плечей обнажая свои тугие и круглые руки; затягиваясь и смеясь, она все сводила разговор на любовь и между прочим рассказывала про своего близкого соседа, помещика Хвбщинского, который, как знал Ивлев еще с детства, всю жизнь был помешан на любви к своей горничной Лушке, умершей в ранней молодости. - "Ах, эта легендарная Лушка! - заметил Ивлев шутливо, слегка конфузясь своего признания. - Оттого, что этот чудак обоготворил ее, всю жизнь посвятил сумасшедшим мечтам о ней, я в молодости был почти влюблен в нее, воображал, думал о ней, бог знает что, хотя она, говорят, совсем нехороша была собой". - "Да? сказала графиня, не слушая. - Он умер нынешней зимой. И Писарев, единственный, кого он иногда допускал к себе по старой дружбе, утверждает, что во всем остальном он нисколько Не был помешан, и я вполне верю этому - просто он был не теперешним чета..." Наконец, босая девка с необыкновенной осторожностью подала на старом серебряном подносе стакан крепкого сивого чая из прудовки и корзиночку с печеньем, засиженным мухами.

Когда поехали дальше, дождь разошелся уже по-настоящему. Пришлось поднять верх, закрыться каляным, ссохшимся фартуком, сидеть согнувшись. Громыхали глухарями лошади, по их темным и блестящим ляжкам бежали струйки, под колесами шуршали травы какого-то рубежа среди хлебов, где малый поехал в надежде сократить путь, под верхом собирался теплый ржаной дух, мешавшийся с запахом старого тарантаса... "Так вот оно что, Хвощинский умер, - думал Ивлев. - Надо непременно заехать, хоть взглянуть на это опустевшее святилище таинственной Лушки... Но что за человек был этот Хвощинский? Сумасшедший или просто какая-то ошеломленная, вся на одном сосредоточенная душа?" По рассказам стариков помещиков, сверстников Хвощинского, он когда-то слыл в уезде за редкого умницу. И вдруг свалилась на него эта любовь, эта Лушка, потом неожиданная смерть ее, - и все пошло прахом: он затворился в доме, в той комнате, где жила и умерла Лушка, и больше двадцати лет просидел на ее кровати не только никуда не выезжал, а даже у себя в усадьбе не показывался никому; насквозь просидел матрац на Лушкиной кровати и Лушкиному влиянию приписывал буквально все, что совершалось в мире: гроза заходит - это Лушка насылает грозу, объявлена война - значит, так Лушка решила, неурожай случился - не угодили мужики Лушке...

Грамматика любви

Некто Ивлев ехал однажды в начале июня в дальний край своего уезда. Ехать сначала было приятно: теплый, тусклый день, хорошо накатанная дорога. Затем погода поскучнела, натянуло туч, и когда впереди показалась деревня, Ивлев решил заехать к графу. Старик, пахавший возле деревни сказал, что дома одна молодая графиня, но все-таки заехали.

Когда Ивлев поехал дальше, дождь разошелся уже по-настоящему. «Так Хвощинский умер, - думал Ивлев. - Надо непременно заехать, взглянуть на опустевшее святилище таинственной Лушки… Что за человек был этот Хвощинский? Сумасшедший? Или просто ошеломленная душа?» По рассказам стариков-помещиков, Хвощинский когда-то слыл в уезде за редкого умницу. И вдруг свалилась на него эта Лушка - и все пошло прахом: он затворился в комнате, где жила и умерла Лушка, и больше двадцати лет просидел на её кровати…

Фасад усадьбы с его маленькими окнами в толстых стенах был необыкновенно скучен. Но огромны были мрачные крыльца, на одном из которых стоял молодой человек в гимназической блузе, черный, с красивыми глазами и очень миловидный, хотя и сплошь веснушчатый.

Чтобы как-то оправдать свой приезд, Ивлев сказал, что хочет посмотреть и, может быть, купить библиотеку покойного барина. Молодой человек, густо покраснев, повел его в дом. «Так он сын знаменитой Лушки!» - подумал Ивлев, оглядывая дом и, исподволь, его хозяина.

«Батюшка их уже после её смерти купили, - пробормотал молодой человек, - и даже обручальное кольцо всегда носили…». Пол в зале весь был устлан сухими пчелами, как и пустая гостиная. Потом они прошли какую-то сумрачную комнату с лежанкой, и молодой человек с большим трудом отпер низенькую дверь. Ивлев увидел каморку в два окна; у одной стены стояла голая койка, у другой - два книжных шкапчика - библиотека.

Престранные книги составляли эту библиотеку! «Заклятое урочище», «Утренняя звезда и ночные демоны», «Размышления о таинствах мироздания», «Чудесное путешествие в волшебный край», «Новейший сонник» - вот чем питалась одинокая душа затворника, «есть бытие… ни сон оно, ни бденье…». Солнце выглянуло из-за лиловатых облаков и странно осветило этот бедный приют любви, превратившей целую человеческую жизнь в какое-то экстатическое житие, жизнь, которая могла быть самой обыденной жизнью, не случись загадочной в своем обаянии Лушки…

«Что это?» - спросил Ивлев, наклонясь к средней полке, на которой лежала только одна очень маленькая книжечка, похожая на молитвенник, и стояла потемневшая шкатулка. В шкатулке лежало ожерелье покойной Лушки - снизка дешевеньких голубых шариков. И такое волнение овладело Ивлевым при взгляде на это ожерелье, лежавшее на шее некогда столь любимой женщины, что сердце его бешено забилось. Ивлев осторожно поставил шкатулку на место и взялся за книжечку. Это была прелестно изданная почти сто лет тому назад «Грамматика любви, или Искусство любить и быть взаимно любимым».

«Эту книжку я, к сожалению, не могу продать, - с трудом проговорил молодой человек, - она очень дорогая…» Превозмогая неловкость, Ивлев стал медленно перелистывать «Грамматику».

Сия-то делается владычицей нашего сердца: прежде нежели мы отдадим о ней отчет сами себе, сердце наше делается невольником любви навеки…» Затем шло «изъяснение языка цветов», и опять кое-что было отмечено. А на чистой страничке в самом конце было мелко, бисерно написано тем же пером четверостишие. Молодой человек вытянул шею и сказал с деланной усмешкой: «Это они сами сочинили…»

Через полчаса Ивлев с облегчением простился с ним. Из всех книг он за дорогую цену купил только эту книжечку. На обратном пути кучер рассказывал, что молодой Хвощинский живет с женой дьякона, но Ивлев не слушал. Он все думал о Лушке, о её ожерелье, которое оставило в нем сложное чувство, похожее на то, какое испытал он когда-то в одном итальянском городке при взгляде на реликвии одной святой. «Вошла она навсегда в мою жизнь!» - подумал он. И, вынув из кармана «Грамматику любви», медленно перечитал стихи, написанные на её последней странице.

Тебе сердца любивших скажут:
«В преданьях сладостных живи!»
И внукам, правнукам покажут
Сию Грамматику Любви.

Начало июня. Ивлев едет в дальний край своего уезда. Сначала ехать приятно: тёплый, тусклый день, хорошо накатанная дорога. Затем небо затягивают тучи. и Ивлев решает заехать к графу, деревня которого как раз по дороге. Старик, работающий возле деревни, сообщает, что дома только молодая графиня, но Ивлев всё-таки заезжает.

Графиня в розовом капоте, с открытой напудренной грудью курит, часто поправляя волосы и до плеч обнажая свои тугие и круглые руки. Все разговоры она сводит к любви и, между прочим, рассказывает про своего соседа, помещика Хвощинского, который умер нынешней зимой и всю жизнь был помешан на любви к своей горничной Лушке, умершей ещё в ранней молодости.

Ивлев едет дальше, думает, что за человек был помещик Хвощинский, и хочет взглянуть «на опустевшее святилище таинственной Лушки». По рассказам стариков-помещиков, Хвощинский когда-то слыл в уезде за редкого умницу, но влюбился - и всё пошло прахом. Он затворился в комнате, где жила и умерла Лушка, и больше двадцати лет просидел на её кровати...

Вечереет, за лесом показывается Хвощинское. На мрачном крыльце усадьбы Ивлев замечает миловидного молодого человека в гимназической блузе. Свой приезд Ивлев оправдывает желанием посмотреть и, возможно, купить библиотеку покойного барина. Молодой человек ведёт его в дом, и Ивлев догадывается - он сын знаменитой Лушки.

На вопросы молодой человек отвечает поспешно, но односложно. Он страшно рад возможности дорого продать книги. Через полутёмные сени и большую переднюю он ведёт Ивлева в холодный зал, занимающий почти половину дома. На тёмном древнем образе в серебряной ризе лежат венчальные свечи. Молодой человек говорит, что «батюшка их уже после её смерти купили... и даже обручальное кольцо всегда носили...».

Из зала они идут в сумрачную комнату с лежанкой, и молодой человек с трудом отпирает низенькую дверь. Ивлев видит каморку в два окна; у одной стены стоит голая койка, у другой - библиотека в двух книжных шкафчиках.

Ивлев обнаруживает, что библиотеку составляют очень странные книги. Мистические романы и сонники - вот чем питалась одинокая душа затворника. На средней полке Ивлев находит очень маленькую книжечку, похожую на молитвенник, и потемневшую шкатулку с ожерельем покойной Лушки - ниткой дешёвеньких голубых шариков.

При взгляде на это ожерелье, лежавшее на шее некогда столь любимой женщины, Ивлевым овладевает волнение. Он осторожно ставит шкатулку на место и берёт за книжечку. Это оказывается прелестно изданная почти сто лет назад «Грамматика любви, или Искусство любить и быть взаимно любимым». Молодой человек считает её самой дорогой книгой в библиотеке.

Ивлев медленно листает «Грамматику». Она делится на маленькие главы: «О красоте», «О сердце», «Об уме», «О знаках любовных»... Каждая глава состоит из коротеньких и изящных сентенций, некоторые из которых деликатно отмечены пером. Затем идёт «изъяснение языка цветов», и опять кое-что отмечено. А на чистой страничке в самом конце мелко, бисерно написано тем же пером четверостишие. Молодой человек с деланной усмешкой объясняет: «Это они сами сочинили...».

Через полчаса Ивлев с облегчением прощается с ним. Из всех книг он за большие деньги покупает только эту книжечку. На обратном пути кучер рассказывает, что молодой Хвощинский живёт с женой дьякона, но Ивлев не слушает. Он думает о Лушке, о её ожерелье, которое оставило в нём сложное чувство, подобное испытанному им в одном итальянском городке при взгляде на реликвии святой. «Вошла она навсегда в мою жизнь!» - думает Ивлев и перечитывает стихи, написанные пером на чистой странице «Грамматики любви»: «Тебе сердца любивших скажут: „В преданьях сладостных живи!“. И внукам, правнукам покажут сию Грамматику Любви».

Рассказ «Грамматика любви» Бунина был написан в 1915 году. Как и большинство произведений писателя, книга посвящена любви. Это была излюбленная тема всего творчества Бунина, который мог, как никто другой, показать всю многоликость и многогранность этого чувства.

Главные герои

Ивлев – помещик, мужчина средних лет, которого глубокого поразила история любви Хвощинского к Лушке.

Другие персонажи

Графиня – молодая незамужняя девушка, чьи мысли заняты только любовью.

Хвощинский – покойный помещик, который в своей жизни страстно любил только одну женщину – Лушку.

Лушка – горничная Хвощинского, которая, по преданию утопилась двадцать лет назад.

Молодой Хвощинский – юноша, сын помещика Хвощинского и Лушки, привлекательный молодой человек.

В начале июня помещик Ивлев отправился « в дальний край своего уезда ». Поначалу поездка его радовала – стоял теплый летний день, пронизанный ароматами разнотравья и пением жаворонка. Но вскоре « погода поскучнела, со всех сторон натянуло линючих туч» , стал накрапывать мелкий дождик. Чтобы не оказаться посреди поля под проливным дождем, Ивлев решил заехать к знакомому графу, жившему неподалеку. От старика-пахаря он узнал, что « дома одна молодая графиня », однако это не остановило его.

Графиня встретила гостя в открытом платье с глубоким декольте и напудренной грудью. « Она курила, глубоко затягиваясь », и все разговоры неизменно сводила к любви. В разговоре графиня упомянула « своего близкого соседа, помещика Хвощинского» , умершего нынешней зимой. Всю жизнь от страдал от любви к горничной Лушке, которую буквально боготворил.

Ивлев продолжил свой путь, и « дождь разошелся уже по-настоящему ». Задумавшись о судьбе Хвощинского, он решил навестить « опустевшее святилище таинственной Лушки». Ивлев хотел для себя выяснить, был ли он сумасшедшим или просто заложником роковой страсти.

« По рассказам стариков-помещиков » Хвощинский когда-то имел славу редкого умницы. Но, как гром среди ясного неба, свалилась на него эта любовь к Лушке, « потом неожиданная смерть ее », и жизнь мужчины пошла наперекосяк. Он затворился в комнате, где жила и умерла его возлюбленная, и « больше двадцати лет просидел на ее кровати ». Хвощинский « не только никуда не выезжал, а даже у себя в усадьбе не показывался никому ».

На крыльце неухоженной усадьбы стоял симпатичный « молодой человек в серой гимназической блузе », с удивлением рассматривая нежданных гостей. Ивлев понял, « это и есть сын знаменитой Лушки », и свой внезапный приезд он объяснил юноше тем, что « хочет посмотреть и, может быть, купить библиотеку » Хвощинского.

В разговоре молодой человек смущался, говорил поспешно, но односложно, часто краснел. Было заметно, что он очень обрадовался возможности продать книги. Когда Ивлев вскользь упомянул о болезни его отца, юноша вспыхнул и заметил, что « они умственно нисколько не были больны », и это все досужие сплетни.

В той половине дома, где провел свои последние дни помещик Хвощинский, было очень холодно – здесь никто не жил, и помещение не отапливали. В зале Ивлев заметил возле образов венчальные свечи. На его нескрываемое удивление юноша со смущением ответил, что « они уже после ее смерти купили эти свечи… и даже обручальное кольцо всегда носили…». Он провел своего гостя в маленькую темную комнатку, в которой стояла лишь голая железная койка и два шкафчика с книгами.

Ивлев принялся рассматривать библиотеку покойного Хвощинского. Основу ее составляли романы и сонники – « вот чем питалась та одинокая душа, что навсегда затворилась от мира в этой каморке ». На средней полке Ивлев заметил тоненькую книжку и старую шкатулку, в которой находилось ожерелье Лушки – « заношенный шнурок, снизку дешевеньких голубых шариков ».

При взгляде на бусы женщины, которую столь сильно любили при жизни и после смерти, у Ивлева закружилась голова. Крохотной книжкой оказалась « Грамматика любви, или Искусство любить и быть взаимно любимым ». Юноша робко сказал, что не может продать ее, поскольку она была очень дорога для его покойного отца.

Ивлев попросил разрешения хотя бы посмотреть ее и, получив согласие, принялся ее медленно пролистывать. Книга делилась на небольшие главы, и каждая из них « состояла из коротеньких, изящных, порою очень тонких сентенций ». На последней чистой странице бисерным почерком было написано четверостишие, сочиненное Хвощинским.

Из всех книг Ивлев выбрал только одну – «Грамматику любви…», заплатив за нее большие деньги. По дороге домой кучер стал рассказывать, что молодой Хвощинский живет с женой дьякона, но Ивлев его не слушал. Все его мысли были заняты Лушкой и тем волнением, которое охватило его при виде ее скромного ожерелья. Эти чувства были похожи на те, что он испытал в Италии « при взгляде на реликвии одной святой ».

Ивлев осознал, что неизвестная ему Лушка, умершая двадцать лет назад, навсегда вошла в его жизнь. Достав «Грамматику любви…», он еще раз перечитал строки, написанные Хвощинским.

Заключение

В своем произведении Бунин подчеркивает, что самым ценным в жизни является любовь – искренняя, светлая, чистая. И далеко не каждый человек в состоянии пережить боль от ее утраты.

Краткий пересказ «Грамматика любви» будет полезен для читательского дневника и подготовки к уроку литературы.

Тест по рассказу

Проверьте запоминание краткого содержания тестом:

Рейтинг пересказа

Средняя оценка: 4.6 . Всего получено оценок: 146.