С 21 на 22 июня. Самая короткая ночь в году: сколько длится, обычаи, праздники

21-22 июня является вершиной года, знаменует поворот Солнца на зиму и называется праздником Купалы. Этот поворот Солнца, деливший год на две половины, издревле сопровождался особым празднеством.

Традиции празднования летнего солнцестояния

Что несёт людям день летнего солнцестояния?

Когда бывают самая короткая и самая длительная ночи в году? Ответ на этот вопрос прост и многим известен с давних времен.

Самый длительный световой день (его еще сопровождает самая короткая ночь в году) и самый короткий имеют свое научное название и обозначаются термином «солнцестояние».

Издавна оно имеет немаловажное значение в годовом цикле времени. В связи с тем что всегда управляли укладом жизни людей, у многих народов в их собственных культурах возникли традиционные обычаи, обряды и праздники, связанные с такими днями.

В современной жизни продолжительность солнцестояния (летнего и зимнего) может рассчитываться с точностью до одной минуты на несколько лет вперед.

Когда же бывает самая короткая ночь в году? О традициях, обрядах, связанных с такими специфическими астрологическими явлениями (солнцестояние и самая короткая ночь), а также о самих датах можно узнать из этой статьи.

Виды солнцестояния, традиции

В периоды солнцестояний на планете Земля наблюдаются самый длительный и самый короткий световые дни.

Зимой солнцестояние в бывает 21 или 22 декабря. Длина дня светового при этом — 5 ч. 53 минуты. И, конечно, на эту же дату приходится и самая долгая ночь. Затем продолжительность дня начинает расти.

В один из трех дней, с 20 по 22 июня, наблюдается летнее солнцестояние (тогда же приходит самая короткая ночь в году), длящееся 17 ч. 33 мин. После этого происходит постепенное укорачивание светлого времени суток и удлинение периода ночи.

С вышеперечисленными природными событиями связаны различные любопытные традиции. В прежние времена в России и в некоторых из стран ближнего зарубежья был популярен Он посвящался самому короткому дню и был приурочен к Святкам и Рождеству.

О самом продолжительном дне, как утверждают историки, знали когда-то даже древние египтяне, строившие гигантские пирамиды. Об этом свидетельствует то, что самые высокие из них расположены так, что солнце садилось в этот день именно между ними (это явление становится видно, если смотреть на эти строения со стороны Сфинкса).

Что происходит во время самого длинного и короткого дней в году?

Все люди замечают, что с приходом весны солнце все выше и выше оказывается над горизонтом в полдень и с каждым днем все позже уходит с небосвода вечером. В начале лета оно достигает своей наивысшей точки — это и есть летнее солнцестояние.

Дата этого явления зависит от и года (того, високосный он или нет).

20 июня происходит летнее солнцестояние в Северном земном полушарии, если и 21 июня - если в году 365 дней. В Южном же полушарии самый длительный день в високосный год — 22 декабря, а 21 декабря — в обычный год.

А какого числа самая короткая ночь? Ответ прост. Она наступает после дня солнцестояния.

День Ивана Купалы

По старинным славянским поверьям, это время волшебное: многократно увеличиваются силы всех полезных растений, показываются в снах и видениях суженые девушкам.

Раньше этого времени и купаться было запрещено. Считалось, что в водах сидят черти. А в период летнего стояния они уходили из воды до самого начала августа.

Но наступило время, когда эти языческие традиции были вытеснены христианскими, и этот старинный праздник получил иное название — день Иоанна Крестителя. Но так как Иоанн крестил окунанием в воду, он стал называться днем Ивана Купалы (это самая короткая ночь летом). Этот праздник хорошо прижился и дошел до современности.

Ночь на Ивана Купалу у славян считается магической, волшебной. В эту ночь люди гадают, прыгают через костер (происходит очищение огнем), собирают целебные травы. Важным атрибутом в этот день считается массовое купание.

Итак, сколько длится самая короткая ночь в году? 6 часов 26 минут.

По старому календарю день солнцестояния летнего и знаменитый день Ивана Купалы совпадали, но сейчас (по новому стилю) этот праздник переместился на 7 июля.

Солнцестояние зимнее, празднование

День постепенно начинает убывать после летнего солнцестояния. Потихоньку Солнце доходит до самой низшей точки подъема.

Кратчайший день в году в полушарии северном наступает 21 или 22 декабря (в зависимости от года), а в Южном, соответственно, 20 или 21 июня. И вновь после самой длительной ночи отсчет начинается обратный.

Еще в давние времена праздновалось Перед длительной зимой люди забивали всю скотину и устраивали пир. Затем этот день получил следующее значение — пробуждение жизни.

Праздник этот — самый большой и известный у германских народов, — средневековый Йоль. В ночь, после которой светило постепенно все выше и выше поднимается, они жгли в полях костры, освящали растения (деревья) и урожай, варили сидр.

А самая короткая ночь в году, соответственно, наступает через полгода после этих событий.

В нынешнем мире эти значимые даты не имеют настолько большого значения, как это было раньше у наших предков. Однако современные язычники продолжают считать их праздниками и непременно отмечают, как это было принято в старину.

Вячеслав Молотов, Народный комиссар иностранных дел СССР:

«Советник германского посла Хильгер, когда вручал ноту, прослезился».

Анастас Микоян, член Политбюро ЦК:

«Сразу члены Политбюро собрались у Сталина. Решили, что надо сделать выступление по радио в связи с началом войны. Конечно, предложили, чтобы это сделал Сталин. Но Сталин отказался — пусть Молотов выступит. Конечно, это было ошибкой. Но Сталин был в таком подавленном состоянии, что не знал, что сказать народу».

Лазарь Каганович, член Политбюро ЦК:

«Ночью мы собрались у Сталина, когда Молотов принимал Шуленбурга. Сталин каждому из нас дал задание — мне по транспорту, Микояну — по снабжению».

Василий Пронин, председатель исполкома Моссовета:

«21 июня 1941 г. в десятом часу вечера нас с секретарём Московского комитета партии Щербаковым вызвали в Кремль. Едва мы присели, как, обращаясь к нам, Сталин сказал: «По данным разведки и перебежчиков, немецкие войска намереваются сегодня ночью напасть на наши границы. Видимо, начинается война. Всё ли у вас готово в городской противовоздушной обороне? Доложите!» Около 3 часов ночи нас отпустили. Минут через двадцать мы подъехали к дому. У ворот нас ждали. «Звонили из ЦК партии, — сообщил встречавший, — и поручили передать: война началась и надо быть на месте».

• Георгий Жуков, Павел Батов и Константин Рокоссовский
• РИА Новости

Георгий Жуков, генерал армии:

«В 4 часа 30 минут утра мы с С.К.Тимошенко приехали в Кремль. Все вызванные члены Политбюро были уже в сборе. Меня и наркома пригласили в кабинет.

И.В. Сталин был бледен и сидел за столом, держа в руках не набитую табаком трубку.

Мы доложили обстановку. И.В.Сталин недоумевающе сказал:

«Не провокация ли это немецких генералов?»

«Немцы бомбят наши города на Украине, в Белоруссии и Прибалтике. Какая же это провокация...» — ответил С.К.Тимошенко.

…Через некоторое время в кабинет быстро вошёл В.М.Молотов:

«Германское правительство объявило нам войну».

И.В.Сталин молча опустился на стул и глубоко задумался.

Наступила длительная, тягостная пауза».

Александр Василевский, генерал-майор:

«В 4 часа с минутами нам стало известно от оперативных органов окружных штабов о бомбардировке немецкой авиацией наших аэродромов и городов».

Константин Рокоссовский, генерал-лейтенант:

«Около четырёх часов утра 22 июня по получении телефонограммы из штаба вынужден был вскрыть особый секретный оперативный пакет. Директива указывала: немедленно привести корпус в боевую готовность и выступить в направлении Ровно, Луцк, Ковель».

Иван Баграмян, полковник:

«…Первый удар немецкой авиации, хотя и оказался для войск неожиданным, отнюдь не вызвал паники. В трудной обстановке, когда всё, что могло гореть, было объято пламенем, когда на глазах рушились казармы, жилые дома, склады, прерывалась связь, командиры прилагали максимум усилий, чтобы сохранить руководство войсками. Они твёрдо следовали тем боевым предписаниям, которые им стали известны после вскрытия хранившихся у них пакетов».

Семён Будённый, маршал:

«В 4:01 22.06.41 мне позвонил нарком товарищ Тимошенко и сообщил, что немцы бомбят Севастополь и нужно ли об этом докладывать товарищу Сталину? Я ему сказал, что немедленно надо доложить, но он сказал: «Звоните Вы!» Я тут же позвонил и доложил не только о Севастополе, но и о Риге, которую немцы также бомбят. Тов. Сталин спросил: «А где нарком?» Я ответил: «Здесь со мной рядом» (я уже был в кабинете наркома). Тов. Сталин приказал передать ему трубку…

Так началась война!»

• РИА Новости

Иосиф Гейбо, заместитель командира полка 46-го ИАП, ЗапВО:

«…У меня в груди похолодело. Передо мною четыре двухмоторных бомбардировщика с чёрными крестами на крыльях. Я даже губу себе закусил. Да ведь это «юнкерсы»! Германские бомбардировщики Ю-88! Что же делать?.. Возникла ещё одна мысль: «Сегодня воскресенье, а по воскресеньям у немцев учебных полётов не бывает». Выходит, война? Да, война!»

Николай Осинцев, начальник штаба дивизиона 188-го зенитно-артиллерийского полка РККА:

«22-го числа в 4 часа дня утра услышали звуки: бум-бум-бум-бум. Оказалось, что это немецкая авиация неожиданно налетела на наши аэродромы. Наши самолёты эти свои аэродромы не успели даже сменить и оставались все на своих местах. Их почти всех уничтожили».

Василий Челомбитько, начальник 7-го отдела Академии бронетанковых и механизированных войск:

«22 июня наш полк остановился на отдых в лесу. Вдруг видим, летят самолёты, командир объявил учебную тревогу, но неожиданно самолёты начали нас бомбить. Мы поняли, что началась война. Здесь же в лесу в 12 часов дня выслушали речь т. Молотова по радио и в этот же день в полдень получили первый боевой приказ Черняховского о выступлении дивизии вперёд, по направлению к Шяуляю».

Яков Бойко, лейтенант:

«Сегодня, т.е. 22.06.41 г., выходной день. Во время того, как писал я вам письмо, вдруг слышу по радио о том, что озверелый гитлеровский фашизм бомбил наши города... Но это им дорого обойдется, и Гитлер больше жить в Берлине перестанет... У меня сейчас в душе только одна ненависть и стремление уничтожить врага там, откуда он пришёл...»

Пётр Котельников, защитник Брестской крепости:

«Под утро нас разбудил сильный удар. Пробило крышу. Меня оглушило. Увидел раненых и убитых, понял: это уже не учения, а война. Большинство солдат нашей казармы погибли в первые секунды. Я вслед за взрослыми бросился к оружию, но винтовки мне не дали. Тогда я с одним из красноармейцев кинулся тушить вещевой склад».

Тимофей Домбровский, красноармеец-пулеметчик:

«Самолёты поливали нас огнём сверху, артиллерия — миномёты, тяжёлые, лёгкие орудия — внизу, на земле, причём все сразу! Мы залегли на берегу Буга, откуда видели всё, что творилось на противоположном берегу. Все сразу поняли, что происходит. Немцы напали — война!»

Деятели культуры СССР

• Диктор Всесоюзного радио Юрий Левитан

Юрий Левитан, диктор:

«Когда ранним утром нас, дикторов, вызвали на радио, уже начали звонки раздаваться. Звонят из Минска: «Вражеские самолёты над городом», звонят из Каунаса: «Город горит, почему ничего не передаёте по радио?», «Над Киевом вражеские самолёты». Женский плач, волнение: «Неужели война»?.. И вот я помню — включил микрофон. Во всех случаях я помню себя, что я волновался только внутренне, только внутренне переживал. Но здесь, когда я произнес слова «говорит Москва», чувствую, что дальше говорить не могу — застрял комок в горле. Из аппаратной уже стучат — «Почему молчите? Продолжайте!» Сжал кулаки и продолжал: «Граждане и гражданки Советского Союза…»

Георгий Князев, директор Архива АН СССР в Ленинграде:

По радио передали речь В.М.Молотова о нападении на Советский Союз Германии. Война началась в 4 1/2 часа утра нападением германской авиации на Витебск, Ковно, Житомир, Киев, Севастополь. Есть убитые. Советским войскам дан приказ отбить врага, выгнать его из пределов нашей страны. И дрогнуло сердце. Вот он, тот момент, о котором мы боялись даже думать. Впереди... Кто знает, что впереди!»

Николай Мордвинов, актёр:

«Шла репетиция Макаренко... Без разрешения врывается Аноров... и тревожным, глухим голосом сообщает: «Война с фашизмом, товарищи!»

Итак, открылся самый страшный фронт!

Горе! Горе!»

Марина Цветаева, поэт:

Николай Пунин, историк искусств:

«Вспомнились первые впечатления от войны… Речь Молотова, о которой сказала вбежавшая с растрёпанными волосами (поседевшими) в чёрном шёлковом китайском халате А.А. (Анна Андреевна Ахматова) ».

Константин Симонов, поэт:

«О том, что война уже началась, я узнал только в два часа дня. Всё утро 22 июня писал стихи и не подходил к телефону. А когда подошёл, первое, что услышал: война».

Александр Твардовский, поэт:

«Война с Германией. Еду в Москву».

Ольга Бергольц, поэт:

Русские эмигранты

• Иван Бунин
• РИА Новости

Иван Бунин, писатель:

«22 июня. С новой страницы пишу продолжение этого дня — великое событие — Германия нынче утром объявила войну России — и финны и румыны уже «вторглись» в «пределы» её».

Пётр Махров, генерал-лейтенант:

«День объявления войны немцами России, 22 июня 1941 года, так сильно подействовал на всё мое существо, что на другой день, 23-го (22-е было воскресенье), я послал заказное письмо Богомолову [советскому послу во Франции], прося его отправить меня в Россию для зачисления в армию, хотя бы рядовым».

Граждане СССР

• Жители Ленинграда слушают сообщение о нападении фашистской Германии на Советский Союз
• РИА Новости

Лидия Шаблова:

«Мы драли дранку во дворе, чтобы покрыть крышу. Окно кухни было открыто, и мы услышали, как по радио объявили, что началась война. Отец замер. У него опустились руки: «Крышу, видимо, уже не доделаем...».

Анастасия Никитина-Аршинова:

«Рано утром нас с детьми разбудил ужасный грохот. Рвались снаряды, бомбы, визжали осколки. Я, схватив детей, босиком выбежала на улицу. Мы едва успели прихватить с собой кое-что из одежды. На улице царил ужас. Над крепостью (Брестской) кружили самолёты и сбрасывали на нас бомбы. Вокруг в панике метались женщины и дети, пытаясь спастись. Передо мной лежали жена одного лейтенанта и её сын — обоих убило бомбой».

Анатолий Кривенко:

«Жили мы недалеко от Арбата, в Большом Афанасьевском переулке. В тот день солнца не было, небо было затянуто облаками. Я гулял во дворе с мальчишками, мы гоняли тряпичный мячик. И тут из подъезда выскочила моя мама в одной комбинации, босиком, бежит и кричит: «Домой! Толя, немедленно домой! Война!»

Нина Шинкарева:

«Мы жили в поселке в Смоленской области. В тот день мама поехала в соседнее село за яйцами и маслом, а когда вернулась, папа и другие мужчины уже ушли на войну. В этот же день жителей стали эвакуировать. Приехала большая машина, и мама надела на нас с сестрой всю одежду, что была, чтобы зимой тоже было что надеть».

Анатолий Вокрош:

«Мы жили в деревне Покров Московской области. В тот день мы с ребятами собирались на речку ловить карасей. Мать поймала меня на улице, сказала, чтобы сначала поел. Я пошел в дом, кушал. Когда стал намазывать мёд на хлеб, раздалось сообщение Молотова о начале войны. После еды я убежал с мальчишками на речку. Мы носились в кустах, кричали: «Война началась! Ура! Мы всех победим!». Мы абсолютно не понимали, что это всё означает. Взрослые обсуждали новость, но не помню, чтобы в деревне была паника или страх. Деревенские занимались привычными делами, и в этот день, и в следующие из городов съезжались дачники».

Борис Власов:

«В июне 1941 года приехал в Орёл, куда распределили сразу после окончания гидрометеорологического института. В ночь на 22 июня я ночевал в гостинице, так как вещи в отведенную квартиру перевезти ещё не успел. Под утро я слышал какую-то возню, суматоху, а сигнал тревоги проспал. По радио объявили, что в 12 часов будет передано важное правительственное сообщение. Тут я понял, что проспал не учебную, а боевую тревогу — началась война».

Александра Комарницкая:

«Я отдыхала в детском лагере под Москвой. Там руководство лагеря объявило нам, что началась война с Германией. Все —вожатые и дети — начали плакать».

Нинель Карпова :

«Сообщение о начале войны мы слушали из репродуктора на Доме обороны. Там толпилось много людей. Я не расстроилась, наоборот загордилась: мой отец будет защищать Родину… Вообще люди не испугались. Да, женщины, конечно, расстроились, плакали. Но паники не было. Все были уверены, что мы быстро победим немцев. Мужчины говорили: «Да немцы от нас драпать будут!».

Николай Чебыкин:

«22 июня — это было воскресенье. Солнечный такой день! И мы с отцом, лопатами копали погреб под картошку. Около двенадцати часов. Где-то без пяти минут, сестра моя Шура открывает окно и говорит: «По радио передают: «Сейчас будет передано очень важное правительственное сообщение!» Ну, мы поставили лопаты и пошли слушать. Это выступал Молотов. И он сказал, что германские войска, вероломно, без объявления войны напали на нашу страну. Перешли государственную границу. Красная армия ведёт тяжёлые бои. И закончил он словами: «Наше дело — правое! Враг будет разбит! Победа будет за нами!».

Немецкие генералы

• РИА Новости

Гудериан:

«В роковой день 22 июня 1941 года в 2 часа 10 минут утра я поехал на командный пункт группы и поднялся на наблюдательную вышку южнее Богукалы. В 3 часа 15 минут началась наша артиллерийская подготовка. В 3 часа 40 мин. — первый налёт наших пикирующих бомбардировщиков. В 4 часа 15 минут началась переправа через Буг передовых частей 17-й и 18-й танковых дивизий. В 6 часов 50 минут у Колодно я переправился на штурмовой лодке через Буг».

«22 июня в три часа с минутами четыре корпуса танковой группы при поддержке артиллерии и авиации, входившей в состав 8-го авиационного корпуса, пересекли государственную границу. Бомбардировочная авиация наносила удары по аэродромам противника, имея задачу парализовать действия его авиации.

В первый день наступление проходило полностью по плану».

Манштейн:

«Уже в этот первый день нам пришлось познакомиться с теми методами, которыми велась война с советской стороны. Один из наших разведывательных дозоров, отрезанный врагом, был потом найден нашими войсками, он был вырезан и зверски искалечен. Мой адъютант и я много ездили по районам, в которых ещё могли находиться части противника, и мы решили не отдаваться живыми в руки этого противника».

Блюментритт:

«Поведение русских даже в первом бою разительно отличалось от поведения поляков и союзников, потерпевших поражение на Западном фронте. Даже оказавшись в кольце окружения, русские стойко оборонялись».

Немецкие солдаты и офицеры

• www.nationaalarchief.nl.

Эрих Менде, обер-лейтенант:

«Мой командир был в два раза старше меня, и ему уже приходилось сражаться с русскими под Нарвой в 1917 году, когда он был в звании лейтенанта. «Здесь, на этих бескрайних просторах, мы найдём свою смерть, как Наполеон... — не скрывал он пессимизма. — Менде, запомните этот час, он знаменует конец прежней Германии».

Иоганн Данцер, артиллерист :

«В самый первый день, едва только мы пошли в атаку, как один из наших застрелился из своего же оружия. Зажав винтовку между колен, он вставил ствол в рот и надавил на спуск. Так для него окончилась война и все связанные с ней ужасы».

Альфред Дюрвангер, лейтенант:

«Когда мы вступили в первый бой с русскими, они нас явно не ожидали, но и неподготовленными их никак нельзя было назвать. Энтузиазма (у нас) не было и в помине! Скорее, всеми овладело чувство грандиозности предстоящей кампании. И тут же возник вопрос: где, у какого населённого пункта эта кампания завершится?!»

Губерт Бекер, лейтенант:

«Это был знойный летний день. Мы шли по полю, ничего не подозревая. Вдруг на нас обрушился артиллерийский огонь. Вот так и произошло моё боевое крещение — странное чувство».

Гельмут Пабст, унтер-офицер

«Наступление продолжается. Мы непрерывно продвигаемся вперед по территории противника, приходится постоянно менять позиции. Ужасно хочется пить. Нет времени проглотить кусок. К 10 утра мы были уже опытными, обстрелянными бойцами, успевшими немало повидать: брошенные неприятелем позиции, подбитые и сгоревшие танки и машины, первые пленные, первые убитые русские».

Рудольф Гшёпф, капеллан:

«Эта гигантская по мощности и охвату территории артподготовка походила на землетрясение. Повсюду были видны огромные грибы дыма, мгновенно выраставшие из земли. Поскольку ни о каком ответном огне речи не было, нам показалось, что мы вообще стерли эту цитадель с лица земли».

Ганс Бекер, танкист:

«На Восточном фронте мне повстречались люди, которых можно назвать особой расой. Уже первая атака обернулась сражением не на жизнь, а на смерть».

Про то, что делало советское руководство в последнюю ночь накануне нападения германских войск, какие решения оно принимало, существует множество самых противоречивых версий. Расставить все точки над i вряд ли когда-нибудь удастся, но можно попытаться представить правдоподобную картину.

Было ли нападение «вероломным» и «внезапным»

О том, что военное столкновение СССР и Германии неизбежно в ближайшей перспективе, руководству СССР стало очевидно задолго до лета 1941 года. То, что СССР готовился к большой войне на западной границе, очевидно по множеству данных. Если принять версию, что СССР готовился к оборонительной войне, то кроме, как с Германией, воевать там было не с кем. Если же СССР сам готовился начать освободительный поход в Европу, то вопрос о «внезапности» отпадает тем более. И, разумеется, Сталин, Молотов и другие высшие коммунисты были достаточно искушёнными в политике, чтобы доверять лидеру империалистического государства, так что и «вероломства» никакого не было.

Но остаётся вопрос: было ли внезапным германское нападение именно 22 июня? Здесь мнения расходятся, и каждый историк приводит в качестве «решающего аргумента» только те свидетельства, которые ему подходят. Одни говорят, что Сталин игнорировал все сигналы о скором вторжении вермахта. Объясняют это по-разному: кто-то считает, будто Сталин верил миролюбивым заверениям Гитлера (что абсурдно), кто-то – что немецкое нападение рушило собственные планы Сталина по началу войны, и он не хотел в это верить (что тоже по меньшей мере странно).

Другие силятся доказать, что Сталин делал всё от него зависящее для подготовки к войне, а генералы, включая Жукова, игнорировали его распоряжения, так как хотели якобы подвергнуть Красную армию жестоким поражениям и на этом фоне свергнуть Сталина. Разбор такой версии, очевидно, выходит за рамки историографии и входит в компетенцию психиатрии.

Третьи наиболее обоснованно считают, что гипотезы, выставляющие либо Сталина, либо его подчинённых виновниками катастрофы 22 июня, не имеют ничего общего со сложной реальностью, в которой ошибки в оценке ситуации легко могли допускать все. Но самое главное, на что следует обратить внимание, – нам до сих пор в точности неизвестны не только предвоенные планы советского руководства, но и его решения в ту роковую ночь.

Не следует всему верить в мемуарах

Благодаря авторитету «главного маршала Победы» большинство историков некритически восприняли его версию событий 21-22 июня. Поздно вечером 21 июня, под воздействием сведений с границы об активных передвижениях немецких войск, Сталин внял уговорам начальника Генштаба Г.К. Жукова и наркома обороны С.К. Тимошенко и согласился отдать «директиву №1» о приведении войск приграничных округов в боевую готовность. Однако, согласно этой версии, директива была отдана слишком поздно, чтобы успеть провести все необходимые подготовительные мероприятия. Поэтому начало войны застало большинство советских войск врасплох.

Уже после начала военных действий, в 7:15 утра 22 июня была отдана, по предложению Жукова, директива №2 об оказании отпора вторгшемуся противнику всеми силами. Наконец, днём 22 июня в войска была направлена директива №3, предписывавшая нанесение контрударов по врагу и перенос войны на территорию противника.

На самом деле, совсем непонятно, зачем понадобилось отдавать директиву №2, если военные действия уже шли. Но главное даже не это. Вся эта нумерация особо важных документов заставляет сомневаться, не были ли они придуманы (включая их архивные экземпляры) задним числом. Какой орган отдавал эти директивы? Ни ГКО, ни Ставка ВГК в тот момент ещё не были созданы. Приказам наркома обороны и директивам Генштаба присваивались порядковые номера начиная с 1 января каждого года. Далее, если считать, будто директива №№1 означает «первая военная», то после директивы №3 данная нумерация почему-то не имеет продолжения.

Уместно напомнить, что излагая в своих мемуарах обстоятельства своей отставки с поста начальника Генштаба 29 июля 1941 года, Жуков заведомо неверно описал стратегическую обстановку на тот момент, чтобы у читателей создалось впечатление, будто он уже тогда предупреждал Сталина о возможной катастрофе под Киевом.

Где вообще были Сталин и члены Политбюро

Справедливо было бы признать, что историки до сих пор не знают в точности содержания и характера распоряжений советского руководства войскам 21-22 июня. Но это ещё мелочь в сравнении с неясностью того, а где вообще оно находилось в ту ночь.

Согласно воспоминаниям Жукова, после отдачи директивы №1, он около полуночи отправился из Кремля, в половине первого ночи звонил Сталину и докладывал об обстановке, после чего снова позвонил вождю уже после начала первых немецких бомбардировок, в половине четвёртого утра, причём Сталина пришлось будить. Но Сталин, по Жукову, находился в Кремле, а не ближней даче, как утверждают многие историки.

Свидетельству Жукова противоречат воспоминания А.Г. Микояна и Серго Берия, согласно которым Политбюро заседало всю ночь и разошлось только в три часа утра 22 июня, а вскоре, узнав о начале войны, все члены Политбюро собрались снова.

«Без объявления войны…»

Особо отметим, что ни у Молотова, ни у его интервьюера – известного патриотического публициста – отсутствовали мотивы, чтобы противоречить поколениями въевшейся в советских граждан официальной версии начала войны.

Молотов рассказал, что в два часа, когда у Сталина шло совещание, ему сообщили из наркомата иностранных дел, что германский посол фон дер Шуленбург хочет, чтобы Молотов срочно его принял у себя в кабинете. Кабинет Молотова располагался в том же самом здании, что и кабинет Сталина, но в другом его крыле. Члены Политбюро оставались у Сталина. Между половиной третьего и тремя часами утра Шуленбург зачитал и вручил Молотову меморандум об объявлении Германией войны Советскому Союзу. Это было, очевидно, ещё до начала военных действий.

«Позвольте, – возразят, – а как же быть с тем, что Германия напала на СССР без объявления войны?!» Вот именно. С какой стати Молотову, даже спустя десятилетия, было лгать, если бы версия о нападении без объявления войны соответствовала правде? Логичнее предположить, что данное обстоятельство не было измышлено ни сталинским наркомом, ни Чуевым. Германский посол на самом деле вручил ноту об объявлении войны до перехода немецких войск через границу СССР и даже за несколько минут до первых воздушных налётов. Политбюро во главе со Сталиным действительно заседало в ту ночь позднее двух часов. Какие решения оно принимало – это ещё предстоит установить.