Потери финских солдат во второй мировой войне. Финляндия во Второй мировой войне — гибкая дипломатия и удачная внешняя политики

Дело чести, дело славы, дело доблести и геройства Из Политического отчета Центрального Комитета ВКП(б) XVI съезду партии, который прочитал И. В. Сталин (1878-1953) 27 июня 1930 г. Так руководитель партии выразился о труде и должном к нему отношении в СССР.Используется как шутливое

Мы познакомились с разными категориями сталинских следователей: с садистами вроде Чертока, с беспринципными карьеристами типа Молчанова и Слуцкого, с людьми, страдавшими от болезненной раздвоенности, вроде Миронова и Бермана, которые во имя партии заглушили в себе голос совести, но всё же скрепя сердце выполняли преступные распоряжения Сталина.

Следователи НКВД имели немалую власть над арестованными. Но в таких делах, в которых был заинтересован лично генсек, их власть оказывалась сильно урезанной: они лишались права хоть а малейшей мере сомневаться в вине подследственных.

Даже те следователи, кто испытывал сочувствие к ближайшим сподвижникам Ленина, не имели возможности хоть чем-нибудь им помочь. Всё, что было связано с предстоящим судом, решалось помимо следственных органов и лишь потом должно было подтверждаться «признаниями» подследственных. Жертвы предстоящего суда отбирал Сталин; обвинения придумывались тоже им; он же диктовал условия, которые ставились подследственным; и, наконец, приговор суда предопределялся тоже Сталиным.

Ярким примером искренней симпатии следователя к своему подследственному могли служить отношения, сложившиеся у заместителя начальника Иностранного управления НКВД Бермана с обвиняемым Тер-Ваганяном.

Тер-Ваганян был моим старинным другом. Я познакомился с ним ещё весной 1917 года в Московском юнкерском училище, куда мы, лишённые права стать армейскими офицерами при царском режиме, были приняты после Февральской революции. Тер-Ваганян, уже тогда имевший солидный стаж пребывания в большевистской партии, распространял среди юнкеров коммунистические идеи. Впрочем, главное внимание он уделял пропагандистской работе на московских заводах и среди солдат московского гарнизона, из которых он надеялся создать со временем боевые отряды для будущего восстания. Тер-Ваганян не был выдающимся оратором, но он покорял рабочую и солдатскую аудиторию фанатичной верой в успех своего партийного дела и искренностью. Перед его личным обаянием трудно было устоять. Его смуглое красивое лицо дышало добротой и искренностью, приятный низкий голос звучал убеждённо и задушевно.

Когда подошло время выпуска из училища, Тер-Ваганян постарался провалиться на выпускных экзаменах. Дело в том, что провалившихся направляли в качестве вольноопределяющихся в 55-й и 56-й полки, квартировавшие в Петровских бараках, в центре Москвы. Тер-Ваганян был послан в один из этих полков и в течение двух месяцев сумел сделать их сплошь большевистскими. После Октября он повёл их на штурм Кремля, где засели юнкера, оставшиеся верными Временному правительству.

Когда большевики захватили власть, Тер-Ваганян был назначен заведующим военным отделом Московского комитета партии. В дальнейшем он принимал активное участие в гражданской войне. Когда революция докатилась до Закавказья, Тер-Ваганян стал вожаком армянских коммунистов и под его руководством в Армении была установлена советская власть.

Меньше всего Тер-Ваганяна интересовала его собственная карьера. Он был несравненно больше увлечён идеологическими вопросами большевизма и марксистской философией. Когда советский режим в Закавказье окончательно утвердился, Тер-Ваганян с головой ушёл в науку и написал несколько книг по проблемам марксизма. Он основал главный теоретический журнал большевистской партии - «Под знаменем марксизма» - и сделался его первым редактором. Когда появилась левая оппозиция, Тер-Ваганян примкнул к Троцкому. За это он был в дальнейшем исключён из партии, а в 1933 году отправлен в сибирскую ссылку.

Когда Сталин начал готовить первый из московских процессов, в его памяти всплыло имя Тер-Ваганяна, и он решил использовать его в качестве одного из троих представителей Троцкого в призрачном «троцкистско-зиновьевском террористическом центре». Тер-Ваганян был доставлен в Москву, и его обработка поручена Берману.

Услышав об этом, я заговорил с Берманом о Тер-Ваганяне и попросил его не обращаться с моим другом слишком жёстко.

Он очень понравился Берману. Больше всего его поражала исключительная порядочность Тер-Ваганяна. Чем больше Берман узнавал его, тем большим уважением и симпатией к нему проникался. Постепенно, в необычной атмосфере официального расследования «преступлений» Тер-Ваганяна, крепла дружба следователя сталинской инквизиции и его жертвы.

Разумеется, при всей своей симпатии к Тер-Ваганяну, Берман не мог быть откровенен с ним. Внешне он соблюдал декорум и старался вести допрос, используя партийную фразеологию сталинского толка. Вместе с тем он не пытался внушить Тер-Ваганяну сознание вины и не применял к нему те инквизиторские приёмы, которые должны были вызвать у него ощущение обречённости.

Не вдаваясь в детали, в чём «органы» усматривают вину Тер-Ваганяна, Берман объяснил ему, что Политбюро считает необходимым подкрепить его признанием те показания, которые уже получены от других арестованных и направлены против Зиновьева, Каменева и Троцкого, поскольку он, Тер-Ваганян, тоже признан участником заговора. При этом Берман предоставлял ему самому, исходя из этих предпосылок, избрать свою линию поведения на следствии и на суде.

Вот некоторые из его бесед с Тер-Ваганяном, в которые он меня в своё время посвятил.

Отказываясь давать показания, Тер-Ваганян говорил Берману: «Я был бы искренне рад выполнить желание ЦК, но таких ложных признаний подписать не смогу. Поверьте, гибели я не страшусь. Я неоднократно рисковал жизнью и в дни Октябрьской революции на баррикадах, и в гражданскую войну. Кто из нас думал тогда о спасении собственной жизни! Но, подписывая показания, которые вы требуете, я должен быть, по крайней мере, убеждён, что они действительно отвечают интересам партии и революции. Я же всей душой чувствую: такие показания только опозорят нашу революцию и дискредитируют в глазах всего мира самую сущность большевизма». Берман возразил, что ЦК лучше знать, в чём действительно нуждаются в настоящее время партия и революция. ЦК лучше осведомлён, чем Тер-Ваганян, оторванный от политической деятельности в течение длительного времени. Кроме того, каждый большевик должен доверять решениям высшего органа партии.

Дражайший Берман, - возражал Тер-Ваганян, - вы утверждаете, что я не должен раздумывать, а обязан слепо подчиниться ЦК. Но уж так я устроен, что не могу перестать мыслить. И вот я прихожу к выводу, что утверждение, будто старые большевики превратились в банду убийц, нанесёт неисчислимый вред не только нашей стране и партии, но и делу социализма во всём мире. Могу поклясться: я не понимаю чудовищного плана Политбюро и удивляюсь, как он укладывается у вас в голове. Может быть, я сошел с ума. Но в таком случае, какой смысл требовать показаний от больного, ненормального человека? Не лучше ли посадить его в сумасшедший дом?

Ну и что вы ему ответили на это? - спросил я Бермана.

Я сказал ему, - с иронической усмешкой ответил он, - что его доводы свидетельствуют лишь об одном: значит, корни оппозиции так глубоко проникли в его сознание, что он полностью потерял представление о партийной дисциплине.

Тер-Ваганян возразил ему на это, что ещё Ленин говорил: из четырёх заповедей партийца самая главная - согласие с программой партии. «Если теперь, - заключил подследственный, - новая программа ЦК считает необходимым дискредитировать большевизм и его основателей, то я не согласен с такой программой и не могу больше считать себя связанным партийной дисциплиной. А кроме того, я ведь уже исключён из партии и поэтому вообще не считаю себя обязанным подчиняться партийной дисциплине».

Однажды вечером Берман зашёл ко мне в кабинет и предложил пойти в клуб НКВД, где Иностранное управление устраивает бал-маскарад. С тех пор как Сталин объявил: «Жить стало лучше, товарищи! Жить стало веселее!» - советская правящая элита отказалась от практики тайных вечеринок с выпивкой, танцами и игрой в карты, а начала устраивать подобные развлечения открыто, без всякого стеснения. Руководство НКВД восприняло указание вождя насчёт «сладкой жизни» с особым энтузиазмом. Роскошное помещение клуба НКВД превратилось в некое подобие офицерского клуба какого-либо из дореволюционных привилегированных гвардейских полков. Начальники управлений НКВД стремились превзойти друг друга в устройстве пышных балов. Первые два таких бала, устроенные Особым отделом и Управлением погранвойск, прошли с большим успехом и вызвали сенсацию среди сотрудников НКВД. Советские дамы из новой аристократии устремились к портнихам заказывать вечерние туалеты. Теперь они с нетерпением ожидали каждого следующего бала.

Начальник Иностранного управления Слуцкий решил продемонстрировать «неотёсанным москвичам» настоящий бал-маскарад по западному образцу. Он задался целью перещеголять самые дорогие ночные клубы европейских столиц, где сам он во время своих поездок за границу оставил уйму долларов.

Когда мы с Берманом вошли, представшее нам зрелище, действительно, оказалось необычным для Москвы. Роскошный зал клуба был погружён в полумрак. Большой вращающийся шар, подвешенный к потолку и состоявший из множества зеркальных призм, разбрасывал по залу массу зайчиков, создавая иллюзию падающего снега. Мужчины в мундирах и смокингах и дамы в длинных вечерних платьях или опереточных костюмах кружились в танце под звуки джаза. На многих женщинах были маски и чрезвычайно живописные костюмы, взятые Слуцким напрокат из гардеробной Большого театра. Столы ломились от шампанского, ликёров и водки. Громкие возгласы и неистовый хохот порой заглушали звуки музыки. Какой-то полковник погранвойск кричал в пьяном экстазе: «Вот это жизнь, ребята! Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство!»

Заметив нас с Берманом, устроитель бала воскликнул: «Пусть они выскажутся! Это два европейца. Скажите откровенно, - продолжал он, обращаясь к нам, - видели вы что-нибудь подобное в Париже или в Берлине? Я переплюнул все их Монмартры и Курфюрстендамы!»

Нам пришлось подтвердить, что бал, устроенный Иностранным управлением, превосходит всё, что нам доводилось видеть в Европе. Слуцкий просиял и принялся наливать нам шампанское. Миронов, сидевший за тем же столом, воскликнул: «Что и говорить, ты был бы неплохим содержателем какого-нибудь перворазрядного парижского борделя!»

В самом деле, это амплуа подошло бы Слуцкому гораздо больше, чем должность начальника советской разведки, не говоря уж о должности секретаря парткома НКВД, которую он занимал по совместительству последние три года.

В зале стояла страшная духота, и мы быстро покинули этот бал. Прямо напротив клуба возвышалось огромное мрачное здание НКВД, облицованное снизу чёрным гранитом. За этой гранитной облицовкой томились в одиночных камерах ближайшие друзья и соратники Ленина, превращённые теперь в сталинских заложников.

Мы с Берманом долго бродили по тёмным московским улицам. Я подумал о Тер-Ваганяне, и как бы в ответ на мои мысли Берман вдруг сказал: «У меня из головы не выходит Тер-Ваганян. Что за человек, какой светлый ум! Жаль, что он связался с оппозицией и попал в эти жернова. Ему и вправду жизнь не дорога. Его действительно занимает только судьба революции и вопрос, имеет ли он как большевик моральное право подписать показания, которые от него требуются, - Берман вздохнул. - Из тех, кого мы сейчас встретили в клубе, никто не сделал для революции и одного процента того, что сделал Тер-Ваганян. Я часто жалею, что взялся за его дело. А с другой стороны - хорошо, что он не достался такой сволочи, как Черток». С минуту помолчав, Берман уже не таким унылым тоном произнёс: «Если б ты только слышал, как он обращается ко мне: дра-а-ажайший Бе-е-ерман!»

Из сказанного я сделал вывод, что Берман применяет к Тер-Ваганяну особую тактику. Он действительно не знал, что лучше для его подследственного - подписать требуемые показания или отказаться от этого. И потому он не оказывал на него ни малейшего нажима. Пока Зиновьев и Каменев держались, Берман склонен был думать, что Тер-Ваганян прав, не желая подписывать явную ложь. Но когда Берман узнал, что Сталин искренне обещал Зиновьеву и Каменеву не расстреливать старых большевиков и что тот и другой дали согласие выступить на суде со своими «признаниями» - он пришёл к выводу, что и для его подследственного лучше последовать их примеру. Он начал настойчиво убеждать Тер-Ваганяна подписать требуемые показания и выступить с ними на суде. Тер-Ваганян, за время следствия привыкший ему доверять, сознавал, что изменившееся поведение Бермана - это не инквизиторский приём. К тому же опасения Тер-Ваганяна скомпрометировать партию и дело революции потеряло смысл с тех пор, как Зиновьев и Каменев - куда более видные партийные деятели - согласились подтвердить на суде сталинскую клевету. Тер-Ваганян капитулировал. Когда он подписал своё «признание». Берман произнёс:

Так-то лучше!.. Всякое сопротивление было бесполезно. Самое главное - сохранить в себе мужество. Пройдёт несколько лет, и я, надеюсь, ещё увижу вас на ответственной работе в партии!

Дражайший Берман, - ответил Тер-Ваганян, - кажется, вы меня совсем не поняли. Я не имею ни малейшего желания возвращаться к ответственной работе. Если моя партия, ради которой я жил и за которую готов был отдать жизнь в любой момент, заставила меня подписать это, - тогда я больше не хочу быть членом партии. Я завидую сегодня самому последнему беспартийному.

Незадолго до суда прокурор Вышинский начал принимать от НКВД дела вместе с самими обвиняемыми. Процедура «передачи» выглядела так: обвиняемых доставляли в кабинет Молчанова или Агранова, где Вышинский в присутствии руководителей НКВД задавал им один и тот же вопрос: подтверждают ли они показания, подписанные ими на следствии. После этой формальности, занимавшей не более десяти минут, обвиняемых возвращали в тюрьму, где они оставались в распоряжении тех же самых следователей НКВД, которые их допрашивали.

Ягоде и всей верхушке НКВД выходка Тер-Ваганяна доставила немалое удовольствие. Хотя Вышинский всегда подхалимничал перед руководством НКВД, к нему здесь относились с явной снисходительностью.

«Войной-продолжением» называют в Финляндии участие этой страны на стороне гитлеровской Германии в войне против СССР в 1941-1944 гг. Продолжением она является по отношению к Зимней войне 1939-1940 гг., в ходе которой СССР захватил юго-восточные районы Финляндии, составлявшие десятую часть довоенной территории этой страны. На ней проживали 400 тысяч человек (одна девятая часть населения Финляндии), почти все они покинули места обычного проживания и расселилась по остальной территории Финляндии. Правящие круги этой страны поставили перед собой цель вернуть завоёванные Советским Союзом области. В то время выполнить эту задачу можно было только с помощью Германии.

В свою очередь Гитлер и его стратеги считали Финляндию удобным плацдармом для ведения войны против СССР, прежде всего – для окружения и захвата с севера Ленинграда, а также для захвата Мурманска. Нацистский вождь обещал поддержку Финляндии и возвращение ей утраченных территорий (в перспективе – присоединение к Финляндии всей Карелии и Карельского перешейка до Невы), но только при условии, что она примет активное участие в войне против Советского Союза, а также предоставит свою территорию для размещения германских войск. Тесному сближению Германии и Финляндии способствовало то, что Сталин не оставил прежних планов по полному присоединению Финляндии к СССР.

Уже в сентябре 1940 года в Финляндии появились первые немецкие части. Их присутствие в этой стране стало одной из тем переговоров наркома иностранных дел В.М. Молотова с Гитлером во время визита первого в Берлин 12-14 ноября 1940 года. Гитлер отвечал, что немецкие войска находятся в Финляндии транзитом, а направляются они в оккупированную немцами Норвегию. Молотов попытался заручиться поддержкой Гитлера в деле дальнейшего захвата Советским Союзом Финляндии, но Гитлер отказал. После этого советско-финские отношения снова ухудшились, и в январе 1941 года СССР отозвал из Финляндии своего посла, оставив только временного поверенного в делах.

А в это время финский Генеральный штаб уже тесно сотрудничал с германским, договариваясь о совместных военных операциях. В начале июня 1941 года Финляндия провела скрытую мобилизацию своих вооружённых сил. Однако президент Финляндии Р. Рюти и главнокомандующий фельдмаршал К. Маннергейм поставили Гитлеру условие, что Финляндия вступит в войну лишь в том случае, если СССР на неё нападёт. Впрочем, учитывая действия немецкой армии, осуществляемые против Союза с территории Финляндии, поводов спровоцировать СССР на враждебные выступления против Финляндии было предостаточно.

Уже вечером 21 июня 1941 июня немецкие корабли, базировавшиеся в портах Финляндии, выставили минные заграждения в Финском заливе. Немецкие самолёты также поставили мины напротив рейда Кронштадта, а на обратном пути дозаправились на финских аэродромах. 22 июня финские войска заняли Аландские острова, являвшиеся с 1920 года демилитаризованной зоной, согласно международным договорам. В тот же день советские самолёты бомбардировали финских военных на Аландских островах. На границе начались стычки с финнами.

Утром 25 июня советская авиация нанесла первый бомбовый удар по территории материковой Финляндии. Это произошло в ответ на действия люфтваффе, самолеты которых вылетели с финских аэродромов. По утверждениям финской стороны, основными целями советских бомбёжек были гражданские объекты в столице и крупных городах. Вечером 25 июня парламент Финляндии констатировал, что страна находится в состоянии оборонительной войны с СССР. Финны блокировали советскую военно-морскую базу на полуострове Ханко.

29 июня - 1 июля с территории Северной Финляндии в направлении Мурманска и Кандалакши выступили немецкие подразделения и одна финская дивизия. В течение июля части основных финских войск постепенно начинали наступательные операции. На фоне немецких побед финны ожидали быстрого разгрома Советского Союза, однако встретили упорное сопротивление советской армии. Особенно сильным оно было на ленинградском направлении, где РККА опиралась на укрепления бывшей финской линии Маннергейма. Только в конце августа финнам удалось занять Выборг. Наступление между Ладожским и Онежским озёрами было более успешным. Уже в конце июля финские войска подошли к Петрозаводску, но взять его смогли только в начале октября после ожесточённых боёв. Ранее, в начале сентября, финны вышли к реке Свирь и к старой советско-финской границе на Карельском перешейке, где были вынуждены остановить наступление.

Встречается мнение, будто Финляндия намеревалась только вернуть территории, утраченные в войне 1939-1940 гг. Но реальное продвижение финских войск показывает, что ее цель была более значительной. Отклонение же Маннергеймом предложений немцев вместе идти на Ленинград и наступать к югу от реки Свирь объясняется просто: у финнов не осталось для этого сил. В стране были мобилизованы 17,5% всего населения, что привело к резкому падению уровня производства, лишь частично возмещаемому поставками из Германии. В кампанию 1941 года только убитыми финская армия потеряла 21 тыс. человек – на две тысячи больше, чем в Зимнюю войну. После захвата города Повенец – крайнего пункта Беломорско-Балтийского канала – в декабре 1941 года финская армия была вынуждена повсеместно перейти к обороне и провести частичную демобилизацию, иначе страну ожидал бы коллапс.

Переход финнами старой границы с СССР вызвал протесты со стороны Великобритании. 28 ноября 1941 года Черчилль направил ультиматум Финляндии с требованием отвести войска обратно. Однако финны отказались, и 6 декабря Англия объявила Финляндии войну. США примеру англичан не последовали.

Поражение немецких войск под Ленинградом в январе 1944 года вынудило руководство Финляндии зондировать почву на предмет сепаратного мира с СССР. Однако советские условия – помимо возвращения к новой границе отдать ещё и некоторые территории на севере – показались финнам чрезмерными. Только после того, как летом 1944 года Красная Армия развернула наступление в Карелии и на Карельском перешейке, Финляндия согласилась на выставленные ей требования. Президент Рюти ушёл в отставку, и с СССР договаривался Маннергейм, которого парламент избрал новым главой государства. Помимо уступки района Печенги Финляндия должна была интернировать или силой изгнать находящиеся на ее землях немецкие войска, заплатить репарации промышленными товарами в размере 300 млн долларов (в 1948 г. СССР снизил сумму репараций до 226,5 млн; последний платёж состоялся в 1952 г.) и свершить суд над правителями, втянувшими её в войну против Советского Союза.

В Великую Отечественную войну погибло около 60 тысяч финнов. Безвозвратные потери советских войск Карельского фронта, 7-й и 23-й армий составили более 90 тысяч человек.

1944 год оказался триумфальным для советских войск. В ходе нескольких крупных операций части достигли государственных границ СССР, а на Северо-Западе наконец была окончательно снята . Немецкие части спешно откатывались от города в направлении Прибалтики, а их финские союзники оказались практически один на один с окрепнувшими советскими частями, уже слабо походившими на те войска, которые несколько лет назад застревали в карельских болотах, пытаясь прорвать пресловутую линию Маннергейма.

Немцы в Финляндии: подготовка к эвакуации

Уже в 1943 году немецкое командование при планировании дальнейших действий на Восточном фронте предполагало, что в какой-то момент Финляндия может пойти на сепаратный мир с СССР. Суоми была не только союзницей нацистов, но и удобным плацдармом для действий против России, а также источником ценных стратегических ресурсов для экономики. Особую ценность представлял для Германии район Печенги, отошедший Финляндии в результате в 1920 году — там находились никелевые шахты.

Специально для этой задачи немцы сосредоточили группировку войск в Лапландии и начали улучшать инфраструктуру в тяжёлых условиях северной Финляндии — строить оборонительные укрепления и склады и проводить дороги. Тогда же германские генштабисты разработали операцию по выводу частей из Лапландии под кодовым названием «Бирке». Всю зиму 1943−1944 гг. Вермахт трудился над реализацией этой операции и сформировал два оборонительных пункта на севере Финляндии: «Штурмбок» и «Шутцвалл». Необходимости в возведении сплошного вала укреплений не было — природные условия Лапландии прекрасно отвечали задачам обороны благодаря болотам и труднопроходимой местности.

Перемирие с СССР и выход Финляндии из войны

Опасения немцев действительно имели под собой почву. Финские политические круги, наблюдая за поражениями Вермахта в и под , всерьёз стали рассматривать вопрос заключения сепаратного мира с СССР. Посредником между финским и советским правительствами стала — посланница в нейтральной Швеции.

Первоначально требования финских представителей, прибывших в Стокгольм для определения «точки отсчёта» в переговорах, предполагали возвращение стран к границам 1939 года, то есть до . Такие идеи продвигал посланных к Коллонтай Юхо Кусти Паасикиви. Конечно, эти требования приняты не были. Весь февраль 1944 года Хельсинки подвергался бомбардировкам советской авиации, что должно было сломить сопротивление правительства. Шведские министры и сам король также намекали своим соседям на скорейшее заключение перемирия.

Александра Коллонтай. (moiarussia.ru)

Однако метания между Германией и СССР продолжались по меньшей мере полгода. Дело сдвинулось с мёртвой точки в августе 1944 года, когда президентом Финляндии стал Карл Густав Маннергейм. Уже 19 сентября стороны заключили перемирие. Страны возвращались к границам 1940 года, Суоми обязывали разоружить немецкие войска на своей территории, предоставить доступ Красной Армии к морским и авиационным базам.

Остров Гогланд — первая стычка бывших союзников

Первые стычки финских и немецких войск, получившие впоследствии название «Лапландская война», начались вовсе не на севере Финляндии, а на острове Гогланд (Суусаари) в Финском заливе. Ещё до официального заключения перемирия, 14 сентября 1944 года, немецкое командование в ультимативной форме обратилось к гарнизону острова с требованием разоружиться и покинуть этот важный стратегический пункт. Финны отказались сдавать остров.

Финские укрепления в Суусаари. (jaegerplatoon.net)

На следующий день началась десантная операция немцев по овладению Гогландом. На помощь финскому гарнизону пришла советская авиация. Ирония судьбы заключалась в том, что финские войска в первой половине сентября начали демонтаж военного оборудования и эвакуацию гарнизона с острова, поэтому перед лицом военной опасности оказались в ослабленном состоянии.

Утром 15 октября немецкие десантники сумели овладеть плацдармом в северо-восточной части острова, однако на этом успехи Вермахта закончились. Без нормальной связи со штабом в Таллине, подверженные непрекращающимся артиллерийским и авиационным атакам солдаты вынуждены были сдаться. В результате боёв потери Вермахта оценивались в 1385 человек, финнов — 111. Кроме этого немцы потеряли несколько кораблей в Финском заливе.

Убитые немецкие десантники. (sa-kuva.fi)

«Выжженная земля» — Лапландия после Вермахта

Военные действия в Лапландии начались несколько позже — уже в конце сентября. Немецкое командование не спешило выводить свои войска с территории Финляндии, в то время как на финское правительство оказывал серьёзное давление СССР. Вермахт располагал на севере Финляндии группировкой войск численностью в 213 тысяч человек. Вооружённые силы Суоми в то же время оказались в затруднительном положении — страна была сильно истощена войной, по перемирию с СССР стало необходимым сократить численность солдат. В Лапландии против 20-й горной армии Вермахта воевало всего 60 тыс. финнов.

Первые столкновения войск произошли 28 сентября близ Пудвсъярви в Оулусской губернии. 30 сентября финны высадились в порту Рёютя близ Торнео, а шюцкор атаковал сам Торнео. После непродолжительных боёв город был оставлен немецкими войсками.

С 25 июня 1941 г. Финляндия находилась в состоянии войны с СССР и с 5 декабря 1941 г. с Великобританией. Соответственно она в течение 1941 - 1944 гг. являлась военным союзником Германии. В связи с поражениями германской армии в 1943 г. на Восточном фронте и активной подготовкой войск Великобритании и США к высадке в Западной Европе Финляндия с весны 1944 г. начала искать пути к заключению перемирия со своими противниками - СССР и Великобританией. В результате в сентябре 1944 г. Финляндия не только заключила перемирие, но и начала на своей территории ограниченные боевые действия против германской армии.

Германия уже с 1943 г. предполагала переход Финляндии на сторону стран антигитлеровской коалиции. Зимой 1943 - 1944 гг. германские войска на севере Финляндии подготовили пути и планы отступления в Норвегию.

3 сентября 1944 г. финское командование отдало приказ своим войскам начать развертывание для начала боевых действий против германских войск на территории Финляндии.

4 сентября части 26-го армейского и 18-го горного корпусов вермахта начали отход с финской территории в Норвегию. Вместе с ними, но только в Швецию, эвакуировалось 56 500 финнов, опасавшихся вступления во внутренние районы Финляндии Красной армии. Беженцы перегнали в Швецию 30 000 голов скота.

Финские беженцы угоняют в Швецию скот. Рованиеми, сентябрь 1944 г.

11 сентября германское и финское командование договорились о мирном характере выхода германских войск из Финляндии по намеченному на переговорах плану и на предоставленном финской стороной транспорте.

Германское командование вопреки договоренностям с финской стороной попыталось силой сохранить свои позиции в Финляндии.

15 сентября германские войска (2700 человек во главе с капитаном 2-го ранга Карлом Конрадом Мекке (Karl Conrad Mecke )) попытались овладеть островом Гогланд в Финском заливе. Финский гарнизон (1612 человек во главе с подполковником Мартти Миеттиненом (Martti Juho Miettinen ), 42 орудия, 6 тяжелых минометов и 24 пулемета) не только отбил атаку германского десанта, но принудил его к сдаче в плен. Потери финских войск - 37 убитых, 15 пропавших без вести и 68 раненых. Потери германских войск - 155 убитых и 1231 пленный. Германская десантная флотилия (40 кораблей) потеряла 9 судов. Попытка захвата острова Гогланд вызвала в Финляндии волну антигерманских настроений.

В тот же день Финляндия объявила войну Германии. Это определялось не только нападением германских войск на финский гарнизон острова Гогланд, но и условиями заключения перемирия с СССР, что было подтверждено 2-м пунктом Московского мирного договора от 19 сентября 1944 г., по которому Финляндия обязывалась разоружить германские наземные, морские и воздушные вооруженные силы, оставшиеся в Финляндии после 15 сентября 1944 года, и передать их личный состав СССР в качестве военнопленных. Выполнение данного пункта логически вело Финляндию к началу боевых действий против Германии, которые и начались в конце сентября 1944 г. В Финляндии эта военная кампания получила название «Лапландской войны» (Lapin sota ).

Финскую группировку войск (60 000 человек) в Лапландии возглавил генерал-лейтенант Ялмар Фридолф Сииласвуо (Hjalmar Fridolf Siilasvuo ). Ей противостояли германские войска (213 000 человек) под командованием генерал-полковника Лотаря Рендулича (Lothar Rendulic )

28 сентября у городка Пудасьярви финский батальон попытался захватить мост через реку Олхаваниоки, но германские саперы оказали сопротивление и взорвали переправу. В ходе боя погибли два солдата вермахта, а двое попали в плен. Финны потеряли убитыми пять человек.

1 октября 1944 г. финские войска (12500 человек) высадили десант в порту Торнио на шведско-финляндской границе.

2 октября германские войска (7000 человек, 11 трофейных французских танков Somua S35 ) атаковали позиции финских войск в окрестностях Торнио. Финны отступили, но захватили в плен 30 солдат вермахта.

Подбитые танки Somua S35 под Торнио. Октябрь 1944 г.

3 октября германские ВВС бомбардировали порт Торнио. Потери финских войск - 2 судна, 3 убитых и 20 раненых. Германское командование приказало захватить из числа местных жителей 262 заложника и потребовало их обмена на 30 германских военнопленных, захваченных финнами 2 октября.

4 октября германские ВВС бомбардировали Торнио. Потери финских войск - 60 убитых и 400 раненых.

Финские пехотинцы под Торнио. Октябрь 1944 г.

4 - 8 октября германские войска безуспешно атаковали Торнио. Потери германских войск - 600 убитых и 337 пленных. Потери финских войск - 376 убитых.

Город Рованиеми после ухода германских войск. Октябрь 1944 г.

13 октября германское командование издает приказ, по которому при отступлении германские войска должны применять тактику выжженной земли, уничтожая города и деревни, взрывая мосты и железные дороги.

17 октября финские войска вошли в Рованиеми.
26 - 30 октября финский 11-й пехотный полк провел ряд атак против горнострелкового полка СС Reinhard Heydrich у деревни Мунио, после чего последние отступили. Потери финских войск - 63 убитых. Потери германских войск - 350 убитых.

В конце октября 1944 г. Финляндия приступила к демобилизации своей армии. В Лапландии осталось 12 000 финских солдат и офицеров при 800 пулеметах, 100 минометах и 160 артиллерийских орудиях. Они не вели активных боевых действий против германских войск, которые постепенно отступали в Норвегию.

За период боевых действий с сентября 1944 г. По апрель 1945 г. финские войска потеряли убитыми 774 человека, 262 пропали без вести и 3000 ранены. Германские войска потеряли 950 убитыми, 2000 ранеными и 1300 пленными.

Ahto S. Aseveljet vastakkain. Lapin sota 1944 - 1945. Helsinki, 1980.